Запертый гений

О его творчестве лестно отзывался Чингиз Айтматов, а Игорь Мерцалов, его коллега по цеху, назвал Веревочкина «запертым гением, творчество которого просто не вписывается в заданные форматы».

Из того, что он написал, издано процентов двадцать, что для реалий сегодняшнего дня, по словам писателя, неплохо. Особенно если учесть, что все это издавалось, можно сказать, само собой, без какого-либо участия со стороны автора.

На жанры свою прозу Николай Веревочкин не делит.

– Как напишется, так и напишется, а что получится – это уже дело критиков, – говорит он. – Кстати, на них мне очень везёт. Павел Басинский обо мне писал, Валентин Курбатов, Леонид Теракопян, Александр Эбонаидзе и даже Чингиз Айтматов. Когда журнал «Дружба народов» объявил конкурс на лучшее произведение из стран Закав­казья, Центральной Азии и Казахстана, то редактор казахстанского литературного журнала «Книголюб» Лилия Калаус послала туда мою повесть «Человек без имени», а Чингиз Айтматов там был председателем жюри. Я запомнил его слова в предисловии к моему роману «Белая дыра», который был напечатан там же спустя два года, в 2007-м: «Завидую тем любителям настоящей литературы, которым ещё предстоит открыть для себя этого писателя».

В «Дружбе народов» опубликовано более десяти моих повестей, но «Человек без имени» был первым. Так что Чингиза Айтматова можно считать моим крестным отцом. Казахстанский «Простор» тоже очень хорошо меня печатает. Словом, мне грех обижаться. Другое дело, что тем, кто всерьёз решил заниматься литературой, надо помнить, что если писать не на потребу дня – женские романы или фантастику для юношей, то она не кормит.

Что касается сюжетов моих книг, то я, честно говоря, и сам не могу сказать, откуда они приходят. Как-то само собой получается. Я вообще редко пишу, но вот когда начинает что-то постоянно сниться – тогда уже берись за перо, иначе никак – сюжет будет преследовать.

И ещё один момент. Если работаешь без удовольствия – рисуешь или пишешь, то ничего не получится. А как это приходит, честное слово, даже не разбираюсь, потому что если начну это делать, то все прекратится. Это как в мультфильме о человеке, который умел летать. Те, кто не летает, однажды сказали ему, что он неправильно летает. Они стали учить делать это «правильно» – и он разучился летать.

Писать для меня – это как в горы ходить или ездить туда на велосипеде. То и другое естественно в моей жизни. Кстати, большинство повестей я написал как бы на велосипеде. Едешь, думаешь о чем-то, перед глазами мелькает сюжет, приезжаешь домой, а то и просто где-нибудь в пути остановишься – и начинаешь быстро записывать то, что зафиксировал мозг. Или, бывает, бродишь в горах – и вдруг будто что-то или кто-то толкает схватиться за блокнот...

О писателях и читателях

Одно время говорили, что писателей надо спасать, но, по мнению Николая Веревочкина, все как раз наоборот – надо спасать читателя.

– Если потеряем его, то страшно подумать, что с нами, людьми, станет, – говорит он. – Чтение – это самый простой и короткий путь к истине. Вот в чем вообще секрет великой книги? В том, наверное, что в ней отражается­ читатель. Человек читает и думает: это же мои сокровенные мысли, которые кто-то так талантливо изложил на бумаге.

Я, например, раз десять перечитал «Войну и мир». Это было похоже на то, как становишься у косяка и отец делает отметки – насколько ты вырос. Каждый раз когда перечитываешь этот роман, то отмечаешь новые смыслы, до которых дорос или, наоборот, не дорос. Такую классику, которая заставляет думать, на мой взгляд, нужно перечитывать как Библию.

Меня иногда спрашивают, как приобщить ребёнка к чтению? Мне кажется,­ первая в его жизни книга должна быть очень качественной. Сам я читать начал рано. Подтолкнул меня к этому сосед – иранец Коля Пышкин. Видимо, настоящие имя и фамилия этого мальчика были другие, но в русской транскрипции звучало именно так. Однажды, когда мы с ним встретились на улице, он завёл меня в нашу сельскую библиотеку и сунул мне в руки книгу, которая называлась «Снежная королева». Подняв вверх большой палец, посоветовал прочитать её. То потрясение, что было после её прочтения, я потом уже редко когда испытывал. С тех пор я стал охотником за книгами.

Что касается серьёзной даты, которую он только что отметил, то Николай Веревочкин к ней по-королевски снисходителен:

– Смысла ни юбилеев, ни вообще дней рождения я не понимаю. Каждый новый день нужно отмечать как день рождения, поэтому про меня можно сказать, что я живу одним днём.